01.05.2019

Сила интуиции

Елену Сотникову называли «вечным главным редактором» – 21 год она возглавляла русское издание Elle. Поэтому ее уход из глянца для всех стал большой неожиданностью. Однако за этим решением стояло желание выйти за журнальные рамки и предъявить миру  нечто другое, большее. Сегодня, спустя три года, Елена Сотникова – признанный и востребованный художник с удивительно красочным видением мира и сильной интуицией.

9P4A5624.jpg

Дебют Сотниковой в качестве художницы оказался масштабным – первая же проданная работа – триптих с гигантскими красными розами размером 3,5 на 1,5 метра – улетела в Таллин. «Невозможно проснуться балериной, – комментировали скептики, – Глянцевый главред, и вдруг...» 

Мало кто знал, что Елена Сотникова занималась живописью с детства. Вслед за отцом-инженером, от природы обладавшим художественным дарованием, Лена увлеченно переносила на холст и бумагу известные мировые шедевры. Тогда она еще не знала, что копирование входит в обязательную образовательную программу художественных вузов. А мама Елены, врач-педиатр, вкладывала последние деньги в альбомы по искусству, которые окружали девочку с детства. В какой-то момент пришло осознание своей подготовленности к собственной живописной истории, но журнальная жизнь в режиме постоянных дэдлайнов не давала этим планам осуществиться. Несколько работ, сделанных в начале 2000-х, охотно разобрали соседи по поселку. А читатели Elle могли догадываться о художетсвенном таланте любимого главреда лишь благодаря птичке Варе, придуманному ей графическому персонажу, сопровождавшему колонку редактора.

После ухода из Elle Елена впервые взяла в руки мастихин на курсах широкоформатной акриловой живописи в Международной школе дизайна и поняла – это оно. Итог последних двух с небольшим лет – более 140 картин в частных собраниях, две серии принтов и третья персональная выставка Intuition. «У меня очень сильная интуиция. Выставка с таким названием как нельзя лучше отражает суть моего творчества», – говорит Елена.

– Двадцать лет в глянце, на посту главного редактора – это целая эпоха. Скажите, чего вам больше всего не хватает из «глянцевого периода» и что вы, наоборот, с радостью оставили в прошлом?
– Честно говоря, последние пару лет в глянцевой индустрии были для меня испытанием, как бы громко это ни звучало. Хотелось развиваться дальше – но куда? За все эти годы я так и не смогла увлечься модой по-настоящему. Последнее время я с большой неохотой (поверьте, это не кокетство!) ездила на показы в Милан и Париж. Мало кто понимает, что это очень нелегкое занятие. Показы с утра до вечера, между ними – обязательное посещение аксессуарных и ювелирных презентаций, встречи с рекламодателями и бесконечное шампанское на двух-трех ужинах каждый вечер. Толпы людей, бесконечные разговоры, давка при входе на знаковые показы. В душном или, наоборот, холодном зале гаснет свет, включаются мощные децибелы музыкального сопровождения... С утра все повторяется – белка в колесе вертится без остановки. Хорошо ездить на такие мероприятия иногда. Но за время своей работы в глянце я была в Париже и Милане больше 80 раз (в каждом городе), и это минимальный подсчет. Показов становилось все больше и больше – прет-а-порте, от кутюр, капсульные коллекции, круиз, запуски новых ювелирных коллекций и так далее. Конечно, были и свои безусловные плюсы: шикарные отели, подарки от рекламодателей, возможность ездить по миру, бывать в самых интересных местах, куда тебя приглашают, берут на себя все расходы, встречают и провожают... И все равно я сейчас понимаю – это замкнутый круг, несвобода, во многом – иллюзия. Для меня всегда было важно отдавать себе отчет в том, что я не часть люксовой индустрии, а журналист. Ни один главный редактор не может позволить себе купить ювелирные украшения с тех помпезных презентаций, на которые его приглашают. Взять напрокат – да, но не купить, не передать по наследству своим детям. Глянцевая журналистика обслуживает, если хотите, интересы совсем другого круга людей. Если ты это понимаешь, есть шанс остаться нормальным человеком и спокойно пережить переход в реальную жизнь. В то же самое время журнал всегда для меня стоял выше сезонных модных течений и поездок на показы. Я гораздо большее внимание уделяла текстам, интервью с интересными людьми, искала точки пересечения моды и повседневной жизни женщины со всем кругом ее проблем и интересов. Конечно, двадцать лет на руководящей должности в глянце создают вокруг тебя особую атмосферу, во многом придуманный мир, который кажется тебе исключительным и интересным абсолютно всем окружающим. Это не так, но позже я еще об этом скажу. Ты не думаешь о повседневных мелочах, которыми в реальной жизни надо заниматься самостоятельно. Визы, оплата мобильного телефона, гостиницы, личный водитель – все это как бы делается само собой, и тебе редко приходится вникать в эти вопросы. Не знаю, как дело обстоит сейчас, но это точно было так в самые «жирные» годы нашего глянца, которые я застала. 
Когда я покинула Elle, а произошло это довольно стремительно, меня пора­зило ощущение пустоты кругом, отсутствие огромного количества людей, которые ежедневно окружали меня. Спустя несколько месяцев меня пригласили в Испанию (уже в новом качестве художника), и я с удивлением обнаружила, что у меня не только нет шенгенской визы, но и просрочен паспорт (смеется). Конечно, все это ерунда. Все эти привычки довольно быстро уходят, и ты привыкаешь к реальной жизни. Я спокойно езжу на общественном транспорте и на такси (я не вожу машину), оплачиваю свой мобильный телефон, а круг знакомств только растет – на открытие моей выставки Intuition, которая прошла с 1 апреля по 11 мая этого года в галерее Oli Oli Gallery на Поварской улице, пришло более 300 человек. Никогда, будучи главредом, я не получала такого количества цветов, ни на один праздник, ни на один юбилей. К чему я это? Жизнь идет, и не надо ничего бояться и цепляться за прошлые успехи и привилегии. Все будет только лучше, если найти свой новый путь и очень много работать, конечно, чтобы добиться весомых результатов.

9P4A5653.jpg
 
– Наблюдаете ли вы сейчас за глянцевой индустрией? Какие тенденции могли бы выделить?
– Честно говоря, почти не смотрю репортажи с показов и не интересуюсь модными журналами. За два года утекло слишком много воды. Вижу, что бумажные версии журналов становятся тоньше, внимание переключается на интернет-версии. Я думала, что совсем отойду от журналистики, но мои читатели постоянно вспоминают мои тексты и хотят еще. Скоро запущу свой сайт, который я изначально хотела посвятить живописи, и там, наверное, будут и мои тексты, и интервью с разными людьми. Никуда не деться мне от печатного слова. Но я уже и не против – чувствую, что мой потенциал в этой области не отработан до конца. Хочу написать книгу. Может, и не одну. 

– Уход со своих постов ветеранов глянца не только в Elle, но и Vogue, L'Officiel, Tatler – c чем, на ваш взгляд, это было связано?
– Руководители издательских домов всегда хотят чего-то лучшего, большего, необыкновенного. Порой сами не знают, в чем эта необыкновенность должна заключаться. Ищут новые кадры, в которые верят больше, чем в проверенных «ветеранов». Ну что же, это их право, их бизнес, их выбор. Я даже благодарна своему руководству за мудрое решение расстаться со мной. И правда – самостоятельно покинуть «зону комфорта» я не могла, меня можно было только подтолкнуть к краешку мнимой «пропасти». Там, где мне мерещилась «пропасть», оказалось бескрайнее плато и масса новых возможностей. 

– Вы застали эпоху нулевых, самых «жирных» нефтяных лет, когда глянец был своего рода религией и буквально не считал денег. Можете рассказать об одной из грандиозных вечеринок тех лет?
– Грандиозных вечеринок, вечеров, приемов было столько, что я сейчас и не могу выделить кого-то отдельно. Ведущие мировые бренды всегда очень креативно относились к своим презентациям. Помню, очень давно была на запуске нового мужского аромата Lancaster. Всех пригласили в Иорданию. Вечером мы долго шли на звук дудочки вверх в горы по дорожке, уставленной свечами. В конечном итоге прибрели в полную темноту. И вдруг раздался мощный грохот музыкальных аккордов, появились проекции кадров рекламной кампании аромата прямо на отвесных скалах, зажглись софиты, и мы увидели, что прямо в горах нас ждут красиво накрытые столы, и официанты с подносами, ломящимися от еды, цепочкой обходят место предстоящей вечеринки. Одной журналистке сделалось даже плохо от неожиданности. Такое не забывается. Но если я начну вспоминать подобные опыты, нам не хватит журнала. 

– С кем из мировых звезд вам довелось познакомиться на посту главного редактора Elle, и каким из этих знакомств вы особенно дорожите?
– Я брала интервью у многих известных людей. Многих из них уже нет в живых. Джанфранко Ферре, Карл Лагерфельд, Александр Маккуин, Изабелла Блоу и многие другие. Стефано Габбана и Доменико Дольче, Альберта Ферретти, семья Этро, Анна Молинари, сестры Фенди, Роберто Кавалли, Антонио Маррас,  – можно перечислять и перечислять. Я дорожу этими моментами, но, как правило, такие знакомства не имеют продолжения в реальной жизни. Когда до Elle я работала корреспондентом агентства Рейтер, я была знакома со многими известными политиками и бизнесменами. Меня всегда мало трогал факт «прикосновения к великим мира сего». Я больше думала о том, чему могу у них научиться. 

9P4A5978.jpg

– По мнению социологов, нынешние 20-летние неизбежно сменят в жизни несколько специальностей, так стремительно меняется мир. Необходимость искать в жизни новые смыслы актуальна для многих взрослых, состоявшихся людей уже сейчас. Поэтому ваш опыт очень важен. Расскажите, сложно ли вам было после ухода из Elle искать новые ориентиры, новые возможности самореализации?
– У меня в жизни всегда все складывалось так, как будто меня кто-то вел за собой. Я никогда специально ничего не делала. Я легкий человек по жизни, а в более молодые годы была довольно бесшабашной. Только авантюристка 27 лет без какого-либо опыта работы в моде могла взять и принять предложение возглавить один из ведущих мировых модных журналов. Да к тому же в 1996 году, когда рынок модной журналистики и фотографии в России был абсолютно пуст. Огромный визуальный опыт, который я получила после 20 лет работы в Elle, естественным образом подвел меня к живописи – я ведь рисую с самого детства. 

– Вы, как и многие девочки из интеллигентных советских семей, получили прекрасное образование дворянского образца – живопись, музыка, иностранные языки. Можно ли сказать, что это повлияло на вашу профессиональную деятельность больше, чем вуз? 
– Я убежденный сторонник семейного подхода к воспитанию, личного примера для своих детей. С детства я была окружена альбомами по искусству. Одаренный от природы отец, инженер по специальности, в качестве хобби копировал известные мировые шедевры и меня приучил к этому. Он копировал классику, а я – импрессионистов и русский авангард. Вы говорите – вуз? В инязе я выучила английский и немецкий. А вот тот факт, что в детстве я читала столько, что некоторые книги знала наизусть, дал мне в плане грамотности и понимания языка больше, чем любой литературный институт. Плюс пять лет работы переводчиком и журналистом в агентстве Рейтер стали для меня настоящей школой журналистики, с которой не сравнится ни один университет. 

– Сегодня вы состоявшийся художник без классического образования. Как вы считаете, талант важнее диплома? В других сферах это тоже работает?
– Лучшие журналисты, с которыми я работала в глянце, не имели специального образования. Нам писали инженеры, врачи, учителя. И порой делали это гораздо лучше, чем выпускники престижных специализированных вузов. Я верю в силу семейного воспитания, хорошего общего образования и разностороннего развития. Это основа основ, на которой можно построить свою неповторимую историю, выработать свой стиль, стать успешным и ни на кого не похожим. 

– Вы замужем в четвертый раз. И это в Москве, где множество красивых девушек в возрасте за тридцать не то что ни разу не были замужем, а годами даже ни с кем не встречаются. В чем ваша женская магия, в чем секрет? 
– Сейчас выросло другое поколение, которое разучилось кокетничать и в основном демонстрирует силу. Об этом много говорится, поэтому я, наверное, не оригинальна. Не так давно, пытаясь понять и разрешить некоторые проблемы в отношениях, я ходила к психологу, молодой женщине. Она славилась как специалист по «выстраиванию границ». Это было жестко. Скажу так: если бы я следовала всем ее рекомендациям, мне, скорее всего, пришлось бы искать себе пятого мужа. Да, молодое поколение жестко выстраивает границы и в основном занято тем, что их охраняет. Через этот забор мало кому удается перемахнуть (смеется). 

9P4A6062_1.jpg

– Вы рассказывали, что сделали блефаропластику в 42 года и жалеете, что не сделали ее раньше. А каковы сейчас ваши отношения с пластической хирургией?
– Я выгляжу моложе своих лет, потому что у меня такая генетика. Это основное. Когда придет время (а оно не за горами), я сделаю себе круговую подтяжку. Я родила сына в 47 лет и не хочу, чтобы в школе меня принимали за его бабушку. Хотя я уже бабушка – моему внуку 5 лет, он старше моего сына. Еще я слежу за своим весом и не курю. 

– Как главный редактор Elle, вы не раз признавались в любви к белому total-look. Каковы сейчас ваши фэшн-предпочтения?
– Я – человек стиля, а не моды. Сейчас я ношу три цвета: белый, черный и красный. Их мне хватает, чтобы создавать образы на любой случай. Я считаю, что в моем образе главное – лицо, особенно глаза. Одежда должна это подчеркивать, а не перебивать. Повседневный look – черные кожаные брюки, черный кашемировый свитер, грубые ботинки, массивные клипсы или винтажные пуссеты. Белые рубашки, удобные немнущиеся штаны, льняные платья. Брючные костюмы, но не с жакетом, а с туникой. Каблуки на мероприятия, плоские подошвы на каждый день. 

– Вы, как и всегда прежде, выглядите юной хрупкой девушкой. Ваш внук старше вашего сына... Как вы ощущаете себя в своем возрасте? Какой совет вы дадите тем девочкам, которые сейчас проходят рубеж под цифрой 50?
– Я никак не ощущаю свой возраст. Чувствую себя более молодой, чем в 25. Помню, мне было тяжело быть юной. Я казалась себе каким-то некрасивым существом и остро переживала разные возрастные рубежи. Сейчас смотрю на фотографии – ребенок ребенком... Что посоветовать женщинам, которым 50? Помнить, что это самое замечательное время, настоящий расцвет женщины, возраст востребованности, небывалой свободы, новой уверенности в себе. У нас исторически слишком развит эйджизм – судя по русской литературе, так было всегда. «В карете сидела старушка лет 45...» У меня, если говорить о психологии, очень сильный «внутренний ребенок». Эта девочка не дает мне скучать (смеется). Бывает, я разговариваю с какой-нибудь «тетенькой», а потом оказывается, что она младше меня на 10 лет. Вообще, у каждого свой путь. Просто мне кажется, что никогда нельзя сдаваться. Даже если все кажется черным, и вам плохо в данный момент, это значит только одно – жизнь сбалансирует ситуацию, и наступит другое время. Лучшее. Только так и должно быть.